Чудный город Миргород!

9. Повесть о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем. Андрей Кустов, Анисим Мазур. 1941.

С одной стороны странно, а с другой – закономерно то, что в отношении Гоголя сложилась не вполне справедливая критическая традиция: его почему-то считали писателем-реалистом. Тон этой интерпретации задал Белинский, писавший, что Гоголь изображает жизнь такой, какая она есть. При всех тонких наблюдениях Белинского, именно это вряд ли можно считать удачным. Впрочем, оно согласуется с общими общественными и критическими взглядами Белинского, призывавшего литераторов к изображению действительности, к «служению современности». Понятно, что Белинский поспешил привлечь Гоголя в свой стан реалистов. И надо же, весь девятнадцатый век, как потом писал Брюсов, был заражен предложенной Белинским интерпретацией Гоголя. И только в начала двадцатого века благодаря работам того же Брюсова, Мережковского, Розанова, Андрея Белого пришло понимание, что Гоголь – это никакой не реалист. И к изображению действительности «как она есть» его произведения не имеют ни малейшего касательства. Эти авторы упирали на фантазийность, мистичность, неуемную гиперболичность, присущие Гоголю. Приход советской власти положил конец развитию этого ответвления в критической традиции Гоголя. Точнее, оно, конечно, не окончилась, но в идеологию не вписывалась. На вооружение в СССР была принята именно реалистическая традиция. В реалисты записывали всех подряд, откройте учебники по литературе тех времен. Реализм стал высшим литературным достижением, а Горький – главным писателем. И это притом, что собственно реализм как жанр – это та еще проблема. Как ни прискорбно, но эта спорная и однобокая позиция распространилась и на кино, о чем уже я говорил в записи про «Мертвые души» Швейцера.


Кинокартина «Повесть о том, как поссорились…», о которой, собственно, идет речь, решена в таком же ключе. Как будто все, что там написано, так и происходило. Самое смешное, что все это действительно могло быть в жизни именно так – дико, весело, безумно. Но если произведение Гоголя оказалось равновелико жизни, то реализм в принципе беднее, чем жизнь. Жизнь никогда не может быть реалистична, если, конечно, ею живет человек, а не, скажем, манометр. Ну вот сами посудите. Вспомним знаменитое описание лужи в повести.

«Если будете подходить к площади, то, верно, на время остановитесь полюбоваться видом: на ней находится лужа, удивительная лужа! единственная, какую только вам удавалось когда видеть! Она занимает почти всю площадь. Прекрасная лужа! Домы и домики, которые издали можно принять за копны сена, обступивши вокруг, дивятся красоте ее».

И что с этим делать? Просто налить воды побольше и снять все это дело? Понятно, что получится просто большая лужа, но никак не та лужа, которая у Гоголя. Вот вам и противоречие между реализмом и жизнью. К чести режиссеров картины, они временами очень остроумно решали такие задачи. К примеру, лужа у них и правда получилась знатная, по ней по мосткам дефилировали обыватели в выходных нарядах, словно это вовсе не лужа в задрипаном городишке, а Дворцовая площадь. Это не то, что в повести, но в любом случае, придумано отменно.

Но все равно, необычайно смешная, тонкая, любовно сделанная повесть Гоголя потеряла при экранизации. Украинский режиссер Анисим Мазур, верно, мог бы дать больше воли фантазии. Меткие сравнения, сложный, неочевидный юмор, смелые гиперболы в реалистичной интерпретации замылились. А между тем, повесть по своему духу очень кинематографична. Помните сцену, с которой и началась ссора? Когда И.И в сердцах уходит от И.Н.? Она ведь так и просится на экран с планами открывшей рот служанки и ковыряющим в носу мальчишкой. Или описание светового эффекта, легшего в основу кино, о котором упоминают в своей книге «Диалог с экраном» Цивьян и Лотман.

«Комната, в которую вступил Иван Иванович, была совершенно темна, потому
что ставни были закрыты, и солнечный луч, проходя в дыру, сделанную в
ставне, принял радужный цвет и, ударяясь в противостоящую стену, рисовал на
ней пестрый ландшафт из очеретяных крыш, дерев и развешанного на дворе
платья, все только в обращенном виде».

И при всем при том, картина Кустова и Мазура хороша. Во-первых, отлично играют актеры Владимир Попов, Сергей Блинников, Владимир Владиславский и Фаина Раневская. Во-вторых, повторюсь, режиссерам все же удалось кое-где кинематографическими средствами здорово передать приемы Гоголя. Например, показан уморительный картуз И.И., делающий его и вправду похожим на гусака. С любованием снятая симпатичная домашняя скотина, в огромном количестве населяющая Миргород. В-третьих, камера Урусевского. Как известно, в каждой своей новой картине Урусевский не похож на себя предыдущего. Всякий раз он предстает совсем другим. «Повесть…» им снята в остроумной, шутливой манере, очень обогащающей картину. Единственно, чего ей не хватает – гоголевской фантазии. Если повесть Гоголя парит в небе, то ее экранизация все же идет по земле.