Буквально сразу становится понятно, что сделать традиционную биографию Феллини вряд ли вообще возможно. Режиссер столько нагородил легенд, баек, анекдотов вокруг своей жизни, что разобраться, где он привирает, а где говорит правду, положительно нельзя. Собственно, в предисловии так и говорится - энтузиасту, взявшемуся за жизнеописание Феллини, можно только посочувствавать. Почти с неизбежностью он будет уличен в недостоверности. Феллини сознательно мистифицировал свою жизнь, введя в заблуждение не одного исследователя. Поэтому, как справедливо решил и автор, и издатель книги, самым объективным способом рассказать о жизни и творчестве Феллини, это дать ему слово. Тем более, что рассказчик он превосходный.
Что же касается Костанцо Костантини, то он выступает именно как журналист. Он дает информацию, не пытаясь сделать никаких выводов и умозаключений. Приводит свидетельства, аккуратно записывает реплики самого Феллини и тех, кото говорит о нем. Или дает отрывок из статьи Пазолини. И это вовсе не кажется сухим, репортажным благодаря взятому материалу. Феллини окружали настолько интересные люди, что лучше них о мастере и не скажешь.
Феллини рассказывает обо всем. Он рассуждает, вспоминает, острит, притворяется дурачком, и все это одновременно. Нельзя сказать, что вот здесь Феллини высказал некую мысль, а здесь просто пошутил. Он говорит, говорит, и из его слов сам собой рисуется его неуловимый, нефиксируемый портрет. По сути, его рассказ о самом себе - это словесный "Амаркорд", где из лоскутов, вроде бы обрывочных и несвязанных кусков образуется мозаика жизни. Феллини неподражаем как режиссер и как рассказчик.
Шутит он бесподобно. "Не без стыда должен признаться, что так и не удосужился посмотреть классиков кино, фильмы Эйзенштейна, Драйера, Мурнау, Пудовкина, но что касается классиков литературы и знаменитых современных писателей, то я никогда и не пытался их прочесть".
И еще одна важная вещь, касающаяся этой книги. Она не ставит себе такой цели, но благодаря ей погружаешься в то время, когда кино было моложе, чем сейчас, когда в нем работали художники, а не только бизнесмены, когда оно было отдельным домом, в котором все были как большая семья. В нем друг друга ревновали, любили, помнили, забывали, уважали или презирали, изменяли друг другу, но всегда оставались родственниками. Творческое бурление, некое броуновское движение в кино в те годы давало жизнь огромному количеству шедевров, подобия которым в нынешние времена появляются дай бог раз в год.
